Аргентина - 88. Целую текст песни
[Аргентина - 88. Целую текст песни]
Понимаешь, мне трудно говорить с тобой –
В целом городе у вас ни снежинки,
В белых фартучках школьницы идут гурьбой,
И цветы продаются на Дзержинке.
Там у вас деревья в листве,
А у нас за версту, наверное, слышно,
Будто кожа новая поскрипывает снег,
А в субботу будет кросс лыжный.
Письма очень долго идут, не сердись –
Почту обвинять? Да не годится.
Рассказали мне, жил один влюбленный
Радист до войны на острове Диксон.
Рассказали мне, был он не слишком смел,
И любви привык сторониться.
А когда пришла она - никак не умел
С девушкой-радисткой объясниться.
Я стоял на краю земли -
Больше точно не могу лететь.
И уходят наши корабли -
Нам уже, наверно, не успеть
Эту песню нам вдвоем допеть.
Но однажды вихрь приказов и смет,
График передачи ломая,
Выбил он: «Целую» - и принял в ответ:
«Что передаешь? Не понимаю!»
Предпоследним словом себя обозвав,
Парень объяснения свои не бросил -
Поцелуй восьмерками зашифровав,
Он отстукал «88!»
Разговор в дальнейшем был полон огня –
«Милая, пойми человека!
Восемьдесят восемь! Как слышно меня?!
88! Проверка!».
Он выстукивал восьмерки упорно и зло,
Днем и ночью, в зиму и в осень.
Он выстукивал, пока в ответ не пришло:
«Понимаю – 88!»
Я не знаю, может все было не так,
Может более обыденно, пресно,
Только верю твердо, что такой жил чудак –
Мне в другое верить неинтересно.
Вот и я молчание не в силах терпеть
И в холодную небесную просинь
Сердцем выстукиваю тебе:
«Милая, 88!»
Слышишь, эту цифру я молнией шлю -
Мчать ей через горы и реки -
«88» очень люблю,
«88» - навеки!
Я стоял на краю земли -
Больше точно не могу лететь.
И уходят наши корабли -
Нам уже, наверно, не успеть
Эту песню нам вдвоем допеть
В целом городе у вас ни снежинки,
В белых фартучках школьницы идут гурьбой,
И цветы продаются на Дзержинке.
Там у вас деревья в листве,
А у нас за версту, наверное, слышно,
Будто кожа новая поскрипывает снег,
А в субботу будет кросс лыжный.
Письма очень долго идут, не сердись –
Почту обвинять? Да не годится.
Рассказали мне, жил один влюбленный
Радист до войны на острове Диксон.
Рассказали мне, был он не слишком смел,
И любви привык сторониться.
А когда пришла она - никак не умел
С девушкой-радисткой объясниться.
Я стоял на краю земли -
Больше точно не могу лететь.
И уходят наши корабли -
Нам уже, наверно, не успеть
Эту песню нам вдвоем допеть.
Но однажды вихрь приказов и смет,
График передачи ломая,
Выбил он: «Целую» - и принял в ответ:
«Что передаешь? Не понимаю!»
Предпоследним словом себя обозвав,
Парень объяснения свои не бросил -
Поцелуй восьмерками зашифровав,
Он отстукал «88!»
Разговор в дальнейшем был полон огня –
«Милая, пойми человека!
Восемьдесят восемь! Как слышно меня?!
88! Проверка!».
Он выстукивал восьмерки упорно и зло,
Днем и ночью, в зиму и в осень.
Он выстукивал, пока в ответ не пришло:
«Понимаю – 88!»
Я не знаю, может все было не так,
Может более обыденно, пресно,
Только верю твердо, что такой жил чудак –
Мне в другое верить неинтересно.
Вот и я молчание не в силах терпеть
И в холодную небесную просинь
Сердцем выстукиваю тебе:
«Милая, 88!»
Слышишь, эту цифру я молнией шлю -
Мчать ей через горы и реки -
«88» очень люблю,
«88» - навеки!
Я стоял на краю земли -
Больше точно не могу лететь.
И уходят наши корабли -
Нам уже, наверно, не успеть
Эту песню нам вдвоем допеть